Четвертый год - Страница 2

Кашевары выполнили приказ предводителя, бросили пленника рядом с игроками. К сожалению, очистить его тело от муравьев они поленились, но тут уже не муравейник, тут можно и шевелиться, чем Макс и занялся, пытаясь стряхнуть или передавить насекомых. Эх, еще бы руки развязали, вообще блеск был бы – ну как же хочется расчесать себя до крови! И потом сжечь парочку муравейников напалмом… желательно вместе со всем местным сбродом.

Между тем предводитель местного сброда вернулся быстро. Заглянув по пути в котел, он рутинно выбранил кашеваров и, присев на то же седло, обратился к землянину:

– А теперь отвечай, пока зубы целые.

– Меня зовут Макс.

– А меня никогда не зовут – я сам прихожу! Чей ты, Макс?

– Да вроде ничей, свой я по жизни.

– Своя у тебя пыль на ногах да мозоли… Ну раз ничей, ты-то мне и нужен. Много вас, кшаргов, здесь?

Макс знал, что кшарги в местной юриспруденции считаются не людьми, а бесхозным имуществом, по неуважению сбежавшим от хозяина. Не исключено, что он попал в лапы местных «органов правопорядка», а они на расправу круты. И доказать, что ты не верблюд, так же сложно, как доказать московской милиции, что ты местный и паспорт забыл дома, а похож на кавказца, потому что у мамы был сосед армянин. Но молчать тоже не стоит.

– Я не кшарг. Просто пришел издалека. И говорю на вашем языке плохо, потому что он мне не родной. Уж кшарги-то говорят отлично.

Рыжебородый хмыкнул, задумчиво произнес:

– Красивый ты парень, но неразговорчивый. Нос отрезать, еще красивее станешь.

– Правильно, сир, – донеслось от костра, – заодно и похлебку свежачком приправим.

– Я не кшарг. Таких, как я, у Фреоны сейчас много живет. Мы пришли издалека, ни от кого не сбегали. Да посмотрите на меня внимательнее: я же совсем на местных не похож.

– Так ты от Фреоны пришел? И какая же чума тебя понесла сюда, в такую даль?

– Дела у меня тут, – неопределенно ответил Макс.

– Вижу я, муравьи сегодня ленью страдают, – вздохнул громила. – Ладно, парень, скажу тебе прямо: я как раз и направляюсь к Фреоне. И думаю я, что ты мне врешь, причем врешь нагло. А я это не люблю. Путь наш неблизкий, а жрать нам нечего. Если ты и твои сородичи-кшарги поделитесь с нами едой, мы уйдем, никого не тронув. Будешь молчать, запытаем, пока не выдашь, где деревня. Возьмем себе, что нам надо, остальное огню предадим. И порубим всех, кого поймаем. Вот такие вот дела…

Макс закрыл глаза, скрипнул зубами, прошипел:

– Ну как вам еще доказать! Я не местный, я от Фреоны пришел! Не вру я! А вот вы врете! Сколько там живу, никогда ваши там не появлялись, никто туда не бегает, кроме тех же кшаргов.

– Ишь ты, никак и вправду не врешь. Да, нашим там делать нечего, но вот у меня дело есть. Если уж ты оттуда, так прихватим тебя с собой – дорогу показывать. Если заведешь в болото или другой тупик какой, так и поймем, что врун. К тому времени мы совсем оголодаем, и быть тебе в котле.

– Некогда мне с вами идти. Я тут по делам, меня товарищи ждут. Скоро волноваться начнут, пойдут искать.

– Какие такие товарищи? – насторожился рыжебородый.

– Хорошие товарищи. Их не меньше чем вас, и у каждого лук или арбалет. Они недалеко здесь, наверняка уже заметили дым от костра.

Реакция громилы была молниеносной.

– Риц, Гаронна, натягивайте луки. Эй, дармоеды, просыпайтесь и бегом лезьте в доспехи! И меня одеть! Ури, свистни Гурку! Похоже, рядом рой кшаргов… или не кшаргов. Смотри, парень, если врешь, до полнолуния дохнуть будешь медленно, покуда не сгниешь!

Несмотря на закипевшие военные приготовления, Макс почему-то, наоборот, успокоился. Подсознание подсказывало, что никакой опасности эти его новые «знакомые» не представляют. Главное, убедить их в том, что им незачем враждовать.

– Послушайте, сир, или как вас там! Развяжите меня в конце концов! Не знаю, кто вы, но причин для вражды между нами нет. Ни вам, ни нам эта стычка не нужна. Неизвестно кто победит, но победителей окажется немного. Вы не сможете добраться до Фреоны с парой раненых ребят, а мы, если, конечно, победим мы, не сумеем выполнить здесь то, за чем нас сюда послали. Так к чему нам заниматься этими глупостями?

Рыжебородый оттолкнул кашеваров, завязывающих на нем застежки лат, и требовательно проревел:

– Ну так скажи-ка мне, раз ты такой дружелюбный и умный, какая чума понесла вас в эти четырежды проклятые края? Что это за дело у вас такое?

– Да ничего интересного. У нас на Фреоне народу много, а скота мало. Мы хотели найти здесь лошадей и коров.

– Скотокрады, значит?

– Нет, мы не воры. У нас есть чем заплатить.

Заметив в глазах главаря палачей отблески возникших меркантильных мыслей, Макс поспешно добавил:

– Если вы думаете, что отнять у моих ребят деньги и товары – удачная мысль, то сразу прощайтесь с большей частью ваших людей. Без боя дело не обойдется, а чем закончится бой, я уже говорил.

Рыжебородый колебался недолго:

– Развяжите его, дармоеды. Надо поговорить по-человечески.

* * *

Жрал сир Бум как перед смертью или как минимум перед великим голодом. При этом он не обременял себя тратой времени на излишние гастрономические изыски: сухари жевал не размачивая, парочку лесных голубей слопал вместе с костями, комки гороховой каши черпал без ложки – вчерашней лепешкой. Решив, что каши на сегодня достаточно, он уложил на ту же лепешку копченого подлещика, откусил от этого подобия бутерброда половину, захрустел рыбьей головой и, выплевывая чешую, продолжил описывать окружающим историю своих злоключений:

– Ну я спросонья разбираться долго не стал: велел повесить обоих на воротах, взял ее за левую сиську и дальше захрапел. Мои дураки так и сделали. Даже кожу не догадались стащить перед этим. Ну один-то ладно, а вот второй оказался отъявленной скотиной, нелюдем. Нет, сдох-то он нормально, как все дохнут в петле: чуток подергался и обоссался под конец. Но вот незадача – отец его, оказывается, не совсем ему отец был.